• 14 декабря - старт проекта.

В глазах соседних народов Вавилония представлялась райским садом. Но за несколько тысяч лет до описываемого времени на ее месте шумело море. Евфрат, Тигр, Карун, Керха и множество других рек и речек заполняли его ложе своими наносами. Шли века. Море постепенно отступало все дальше на юг. Так образовались плоская низменность Вавилонии и современный Персидский залив. Этот процесс продолжается и в настоящее время. Кромка морского берега отступает в среднем на 25 м в год. Широко известны слова Геродота, назвавшего Египет «даром Нила». Вавилонию же с не меньшим правом можно назвать «даром Евфрата и Тигра». Эти реки своими отложениями создали низменность с ее сказочно богатой почвой и дали ей жизнь — воду. Однако райский сад был создан не природой, а трудом человека. В глубокой древности, как и ныне, Евфрат и Тигр ежегодно разливались, затопляя свои широкие поймы. Они часто меняли РУсло, их воды заболачивали огромные пространства. Страна представляла собой хаотическое смешение воды и суши. Плавни и непроходимые джунгли, заросшие гигантским тростником, чередовались с выжженными солнцем и покрытыми солончаком участ- ками пустыни. Низменность была заражена холерой, дизентерией, малярией, тропической лихорадкой. Человека на каждом шагу подстерегали хищные звери, ядовитые змеи и скорпионы. В воздухе вились тучи комаров, гнуса и песчаных мух. Это был не райский сад, а болотный ад. Таким застали Южное Двуречье шумерийцы и аккадские семиты. Проходили века, рождались и умирали поколения, а борьба с могучими силами природы продолжалась. Люди отделяли сушу от воды. Они создавали свою страну. В этом титаническом труде на рубеже IV и III тысячелетий до н. э. родилась шумерийская цивилизация, наряду с египетской древнейшая на земле. Ее наследниками были вавилоняне. К описываемому времени в стране существовала сложная и эффективная система оросительных и осушительных каналов, которая как при царе Навуходоносоре II (605—562 гг.) была доведена до такого совершенства, какого никогда больше не знала. Геродот, посетивший Вавилонию сто лет спустя, писал: «Земля же ассирийцев (т. е. вавилонян. — В. В.) орошается дождем мало, и его достаточно только для питания корней хлебов. Вырастает же посев и созревает хлеб при помощи орошения из реки. Впрочем, эта река (Евфрат. — В. Б.) не разливается по полям, как в Египте; орошают здесь руками и с помощью насосов. Ведь вся Вавилонская страна так же, как и Египет, изрезана каналами» К Итак, при Навуходоносоре и Геродоте Евфрат больше не разливался, как разливался ранее и разливается в настоящее время. Вавилонские инженеры в VI в. до н. э. обуздали эту капризную реку и полностью подчинили ее власти человека. Прежде всего они отрегулировали русло Евфрата, укрепили его дамбами, где спрямили, где сделали извилистым. Река уже не могла менять ложе по своей прихоти. Затем были восстановлены старые и вырыты новые магистральные каналы, с помощью которых часть паводковых вод Евфрата сбрасывалась в Тигр. Та- кпм путем регулировался расход воды в обеих реках. Наконец, в 60-х годах VI в. до н. э. было закончено строительство канала Паллукат, и стране перестали угрожать ежегодные разливы Евфрата. Канал Паллукат отходил вправо от Евфрата в том месте, где река вступает на Вавилонскую низменность. Греко-римский историк Арриан (около 95—175 гг.), основываясь на рассказах сподвижников Александра Македонского, так описывал роль этого канала в ирригационном режиме страны: «Она (река Паллакопа, т. е. Паллукат. — В. Б.) отстоит от Вавилона стадий на 800 (около 150 км. — В.Б.) и представляет собой канал, отведенный от Евфрата, а не настоящую реку, берущую начало от источников. Евфрат, вытекая из гор Армении, зимней порой течет в берегах, потому что воды в нем немного. С наступлением же весны и особенно около летнего солнцеворота он становится полноводным и выходит из берегов, затопляя Ассирию (т. е. Вавилонию. — В. В.). В это время на горах Армении тают снега, вода в реке сильно прибывает, поднимается вровень с берегами, выходит из них, и страна была бы затоплена, если бы воду не отвели по Паллакопе в болота и озера, которые, начинаясь от Пал-лакопы, идут до границ Аравии, растекаются большей частью по заболоченному пространству и оттуда вливаются в море множеством незаметных устьев. После таяния снегов, около захода Плеяд, Евфрат мелеет, но тем не менее значительная часть его вод уходит по Паллакопе в озера. Если бы на Паллакопе не было плотин, которые заставляют воду повернуть и уйти в свои берега, то весь Евфрат ушел бы в Паллакопу и Ассирия (т. е. Вавилония. — В. Б.) осталась бы без его вод» 2. Магистральные каналы и канал Паллукат позволили также оросить крупные массивы, земель, которые лежали за пределами Речных пойм и страдали от недостатка влаги. От магистральных каналов в разные стороны отходили распределительные каналы и арыки. Греческий писатель Ксенофонт, побывавший в Северной Вавилонии в 401 г. до н. э., замечает, что там постоянно «встреча лись рвы и каналы, наполненные водой, через которые нельзя было перейти без мостов», что «от каналов по всей стране прорыты рвы, сперва большие, а дальше меньших размеров; под конец идут маленькие канавы, которые можно видеть в Элладе на полях, засеянных просом» 3. В арыки вода из реки и магистральных каналов либо поступала самотеком, либо подавалась с помощью водочерпалок — шадуфа (вавил. dalu) или черда (вавил. artabu), которые и поныне можно видеть на полях Ирака. Ирригация играла исключительно важную роль в жизни Вавилонии. От нее зависело состояние земледелия, решающей отрасли экономики страны. Созданная в глубокой древности, ирригационная система непрерывно поддерживалась, расширялась и совершенствовалась. Ирригационные работы велись постоянно и требовали громадных затрат труда всего населения *.

* Ирригационная система и капал Паллукат, построенные в VI в. до н. э., функционировали вплоть до середины XIII в. н. э. Разрушенные во время монгольского нашествия, они так и не были восстановлены в прежних размерах.

Магистральные каналы сооружались государством. Их строительство и ремонт часто упоминаются в надписях царей Набопа-ласара, Навуходоносора II, Нергал-шарру-уцура и Набонида. Вот, например, рассказ царя Набопаласара о работах по регулированию русла Евфрата у города Сиппара: «Евфрат удалился от Сиппара, высокого священного города, любимого богом Шамашем и богиней Айей, и для омовений их владычеств вода была далека, чтобы черпать ее. Я, Набу-аплу-уцур, смиренный, кроткий, чтущий богов, прорыл Евфрат к Сипнару и доставил в изобилии чистые воды для бога Шамаша, моего господина. Берег этой реки я укрепил асфальтом и обожженным кирпичом и построил набережную благополучия для бога Шамаша, моего господина» 4. Государство в лице царской власти привлекало к ирригационным работам население всей страны. Так, Иннин-шарру-уцур, должностное лицо урукского храма Эанны, в письме упрекал своего коллегу: «Почему ты нерадив в отношении царя? Я отправил тебе письмо, но ответа на мое письмо не видел. Ты не пришел, и со всей страной Аккад на большой канал ты не явился» 5. Местные распределительные каналы сооружались отдельными городскими общинами. Работами ведали храмы, которые привлекали к ним местное население. Продолжал действовать древний принцип поголовного участия всех граждан, включая самого царя, в строительных, прежде всего ирригационных, общественных работах. Однако вместо личного отбывания трудовой повинности гражданин мог выставить в качестве заместителя, который назывался «урашу», либо своего раба, либо наемного работника. Наконец, он мог просто откупиться от повинности деньгами или чатурой. Так возник налог, называемый тоже «урашу». О том, как на практике выполнялась трудовая повинность, можно судить по следующим примерам. _ В 543 г. царь Набонид привлек граждан к строительству на-режных Вавилона. Каждому в зависимости от его имуществен- ного ценза был отведен участок работ. Среди граждан, привлеченных к работам, находился Табия, сын Набу-аплу-иддина, потомка Син-или, человек довольно богатый. Сам Табия был стар, и повинность легла на плечи его сыновей; старшего из них звали Мардук-шум-ибни. Советник Вавилона, руководивший работами, подобрал подрядчика, который в качестве урашу взял на себя постройку участка набережной, отведенного семье Син-или. Мардук-шум-ибни и его братья, сыновья Табии, должны были лишь оплатить стоимость строительных материалов, труд подрядчика и выделить ему в качестве рабочей силы трех рабов. За все остальное нес ответственность подрядчик-урашу6. Богач Иддин-Мардук, сын Икиши, потомка Нур-Сина, постоянно откупался от повинности деньгами, а иногда выставлял рабочих-урашу. При этом все расчеты с властями обычно за него вели жена, сын и зять или даже доверенный раб Нергал-рицуа. Сам Иддин-Мардук считал ниже своего достоинства вникать в это дело 7. Так отбывали трудовую повинность состоятельные вавилоняне. Бедным же приходилось работать самим наравне с урашу из наемных работников, пленников и рабов. Всех их независимо от юридического статуса называли «мужиками» (sabe). О сборе работ-ников-урашу часто упоминают деловые документы того времени. Вот один из них: «10 урашу от подчиненных ему жителей селения Агрия, сын Набу-дала', должен созвать и сдать на канале Харри-Киппи. Если Набу-балатсу-икби, кондуктор * канала Нар-Пикуду, пошлет за этими урашу к нему, а он урашу не даст, то он (Агрия) понесет наказание от Губару, областеначальника Вавилона и Заречья. (Следуют имена свидетелей и писца.) Селение Машкан-или, имение богини Бэлит Урукской, 14 симану 2-го года Камбузии, царя Вавилона (12 июля 528 г.)» 8.

Кондуктор — арендатор, держатель.

На плечи мужиков ложился очень тяжелый труд. Об этом без прикрас говорится в донесениях руководителей работ храмовым властям. Здесь можно прочитать, что мужики голодают и мрут, как мухи, что при первой возможности они разбегаются, так как не в силах выдержать каторжные условия работы и произвол больших и малых начальников, которые систематически разворовывают причитающиеся рабочим провиант, одежду и деньги9. Арыки, орошавшие частные земли, были собственностью землевладельцев, которые брали воду из царских и храмовых каналов и платили за это ежегодный взнос в виде доли урожая или деньгами. Этот взнос, как и собиравший его чиновник, назывался «гу-галлу». В арендных контрактах, как правило, имелся пункт, обязывавший арендатора следить за состоянием арыка и своевременно производить полив. Для земельных участков, будь то значительное имение или карликовая парцелла, характерна своеобразная конфигурация: они были очень узкими и длинными полосами земли, вытянувшимися вдоль арыков. В документах встречаются, например, участки таких размеров: площадью 8,25 га, длиной свыше 2000 м и шириной от 37 до 43 м\ площадью 2660 кв. м, длиной 250 м и шириной 11 м; площадью 1294,4 кв. м, длиной 110 м и шириной от И до 13 м. Очень часто арык орошал земли нескольких владельцев, но являлся собственностью одного из них, обычно того, кто владел головным сооружением и водочерпалкой. Тогда прочие землевладельцы платили собственнику арыка гугаллу. Бывало и так, что арык имел нескольких владельцев, между которыми из-за него происходили раздоры. Один такой конфликт между семьями Эпеш-или и Син-или тянулся на протяжении жизни трех поколений. Вот как это было. Из магистрального канала Нар-Баниту, соединявшего Евфрат и Тигр, брал начало арык Банитумайя, от которого, в свою очередь, отходило несколько более мелких канав. На одной из них, принадлежавшей Бэлшуну, сыну Кудурру, потомка Ирани, находился сад семьи Син-или. Около 600 г. Болтуну продал свою канаву владельцу сада Бэл-ле', сыну Шум-нддина, потомка Син-или. Поскольку право собственности на канаву было спорным, на нее заявил претензии сосед, Мушезиб-Мардук, сын Мардук-нацира, потомка Эпеш-или. Он имел основания опасаться семьи Син-или, которая явно стремилась завладеть землями на арыке Банитумайя. Мушезиб-Мардук хитростью заполучил купчую на канаву и якобы забыл ее у себя дома. Так между семьями Син-или и Эпеш-или началась борьба за арык и землю. Развязка наступила только при внуках Мушезиб-Мардука и Бэл-ле'. Уже упоминавшийся выше Табия (он же Таб-цилли-Мардук), сын Набу-аплу-иддина, потомка Син-или, внук Бэл-ле\ воспользовавшись оскудением семьи Эпеш-или, в 60-х годах VI в. скупил у нее несколько парцелл, головные сооружения арыков и рабов. На арыке Банитумайя выросло значительное имение Табии. Семья Эпеш-или, попав в зависимость от него, вынуждена была уступить и в старом споре из-за канавы. 17 марта 553 г. Нергал-ина-эши-этир, внук Мушезиб-Мардука из семьи Эпеш-или, вернул Табии купчую на спорную канаву и обязался не мешать ему пользоваться водой из арыка Банитумайя, а Табия признал его собственником деревьев, выросших по берегам канавы 10. А вот другой пример — на этот раз полюбовной сделки между соседями. Набу-кацир владел арыком, проходившим по земле Набу-шум-ишкуна. 12 августа 604 г. они договорились, что Набу-шум-ишкун может пользоваться арыком, но за это должен следить за водочерпалкой, подающей в него воду, и за тем, чтобы земля Набу-кацира, лежавшая выше по арыку, не испытывала недостатка воды п. Основными продовольственными культурами, возделывавшимяся на орошаемых землях, были ячмень, финики и чеснок, составлявшие основу питания населения. Наряду с ними выращивались полба, пшеница, разнообразные овощи (горох, фасоль, бобы, огурцы, укроп, лук, салат и др.) и фрукты (яблоки, гранаты, мин даль, смоквы, виноград, персики, айва и др.). Из технических культур важнейшими являлись сезам (кунжут), лен и горчица. Полеводство, прежде всего возделывание ячменя и полбы, было более древней отраслью вавилонского земледелия, чем садоводство. Обработка земли под посев начиналась в ноябре, когда выпадали дожди. В мелких хозяйствах землю возделывали мотыгой или легким плугом, запрягая в него ослов или людей. В крупных хозяйствах пользовались тяжелым плугом, который тянуло несколько пар волов. Посев производили одновременно с пахотой. После этого размельчали мотыгами комья земли и боронили, чтобы закрыть семена. Борона представляла собой доску с зубцами или зубчатый вал. Ее тянули волы, ослы или люди. Уход за посевом состоял в прополке, рыхлении почвы, поливе, охране от птиц и газелей, онагров * и саранчи. Вавилонские поля удивляли иноземцев, в частности греков, своей чистотой: на них не было ни кустарника, ни сорняков. Как только появлялись всходы, земледельцы дважды косили их, а затем травили скотом, для того чтобы злаки кустились и росли в колос, а не гнали в лист. Ячмень созревал в мае — начале июня (в месяце айяру, по вавилонскому календарю). Несколько позже поспевали полба и пшеница. Чеснок же убирали в апреле. Жали серпами как древними, глиняными с кремневыми зубцами-вкладышами, так и металлическими, железными. При этом срезали только колосья; солому убирали отдельно. Молотили с помощью скота, гоняя его по току, устланному колосьями. Применялась также молотильная доска, нижняя сторона которой была утыкана острыми камнями. Зерно провеивали, подбрасывая лопатками на ветру, а затем ссыпали в зернохранилища — специальные амбары или просто в зерновые ямы. Из зерна на ручных жерновах и зернотерках приготовляли муку. Из нее пекли хлеб в виде лепешек, напоминавших кавказский лаваш. Зерно шло также на приготовление крупы и пива (сикеры). Его использовали и как корм для скота. Реконструкция ирригационной системы, о которой шла речь выше, оказала огромное влияние на зерноводство. В Вавилонии исстари под ячмень и другие однолетние культуры отводили заливные земли. Ежегодные разливы рек давали не только влагу, но и естественное удобрение в виде речного ила. В VI в. до н. э. этому пришел конец и возникла проблема искусственного удобрения полей. В Вавилонии и особенно в Ассирии на высоких полях, которые не затоплялись во время паводков, давно практиковалось двуполье. Ныне эту систему пришлось распространить и на низкие поля. Вместе с тем в практику начало входить и трехполье. О том, как оно выглядело в Вавилонии, можно судить по следующему примеру: арендаторы храмового имения обязались платить ренту «за 865 курру 1 пан 4 суту (1150,8 га) земли обработанного имения, в котором ежегодно в течение трех лет под пахоту обрабатываются по 288 курру 1 пан 4 суту (383,4 га) земли» 12. Таким образом, вавилонское трехполье в отличие от настоящего, средневекового, не знало севооборота; при нем под паром ежегодно оставалось две трети, а не треть обрабатываемой земли. Двуполье и трехполье ежегодно исключали из обработки от половины до двух третей земли. Уже по этой причине их могли практиковать только крупные хозяйства, например храмовые. В них двуполье и трехполье сочетались с животноводством: земля, находившаяся под паром, служила выгоном для скота. Кроме того, крупные хозяйства употребляли в качестве удобрения навоз, запасы которого создавались благодаря стойловому содержанию скота, издавна известному в Вавилонии. Такие хозяйства теперь получили возможность выращивать на пойменных землях по два урожая в год. Совсем иначе изменение ирригационного режима отразилось на мелких хозяйствах. Их владельцы не могли из-за малоземелья применять ни двуполье, ни тем более трехполье. Они не имели достаточного количества скота, чтобы удобрять землю навозом. Зерновые культуры стали для мелких хозяйств невыгодными. Эти хозяйства были вынуждены переходить к садово-огородным культурам и, прежде всего, к выращиванию фиников и чеснока. Финиковая пальма — двудомное растение: на 60—70 женских плодоносящих растений требуется одно мужское. Поэтому пальму разводят черенками, а не выращивают из косточек. Через пять лет после посадки черенок вырастает во взрослое дерево и начинает плодоносить. Пальмы, которые нуждаются в среднегодовой температуре + 21—23° С и большом количестве влаги, сажали по берегам арыков. И это тоже влияло на отмеченную выше конфигурацию вавилонских земельных участков — узких и длинных, вытянутых вдоль арыков. Для обработки садов и огородов на малых земельных площадях рабочий скот и плуг обычно не требовались. В арендных контрактах на эти виды угодий иногда прямо запрещалось употребление плуга. Землю обрабатывали здесь мотыгой, кетменем и лопатой. В Вавилонии с глубокор! древности применялось искусственное опыление финиковых пальм, которые Геродот описывает так: «Плоды (т. е. цветы. — В. В.) так называемых у эллинов мужских пальм привязывают к плодоносящим пальмам, чтобы оса вошла в плод (т. е. в цветок. — В. В.) и содействовала его созреванию и чтобы плод не отпадал» 13. Финики созревают в октябре — ноябре. Их собирали на особое огороженное место, называвшееся «хацару», и сортировали. Тут же обычно производился расчет между землевладельцем и арендатором. «Финики, величиной примерно равные тем, которые можно видеть и у эллинов, — рассказывает Ксенофонт, — откладывались для населения, а для господ откладывались финики отборные, удивительные по красоте и величине, и по цвету нисколько не отличавшиеся от янтаря» н. Помимо фиников, пальмы давали много побочных продуктов: стебли, употреблявшиеся в качестве шестов; недозрелые плоды-паданцы, шедшие в пищу людям и на корм скоту; волокно, используемое для изготовления разнообразных плетеных изделий; стволы пальм, ценившиеся как деловая древесина; пальмовую капусту и молодые побеги, служившие пищей; косточки, применявшиеся кузнецами вместо угля, а в размягченном виде скармливавшиеся скоту; сухие ветки и кисти, освобожденные от плодов, которые шли на дрова, и т. д. Сами финики употреблялись и свежие, и сушеные; из них приготовляли мед, сикеру, уксус и множество других продуктов. Финиковая пальма любит простор и свет. Между деревьями оставляли большие пространства. Обилие солнца позволяло сажать на них фруктовые деревья и ягодные кусты, разбивать огороды и даже сеять ячмень, полбу и пшеницу. При садово-огородной культуре земля использовалась более производительно, чем при зерновой. Это была наиболее интенсивная форма земледелия в Вавилонии. Широкий и повсеместный переход к садово-огородной культуре в Северной Вавилонии стал возможен и необходим только в VII—VI вв. до н. э., после реконструкции ирригационной системы и особенно после сооружения канала Паллукат. До этого вре- мени низкие поля, ежегодно затоплявшиеся, не могли использоваться под многолетние посадки, а на высоких полях для них не хватало влаги. Однако переход к садово-огородной культуре требовал значительных затрат, которые окупались лишь через несколько лет, когда финиковые пальмы и фруктовые деревья начинали плодоносить. Для многих мелких хозяйчиков, едва сводивших концы с концами от жатвы до жатвы на своих карликовых парцеллах, такие затраты были не по плечу. Старые же методы ведения зернового хозяйства стали невозможными. В итоге в стране усилилось разорение мелкого землевладения, которое сопровождалось сосредоточением земельной собственности в руках зажиточных хозяев. Важную роль в экономике Вавилонии играло животноводство. В стране разводили разнообразные породы коров, лошадей, ослов, мулов, овец, верблюдов, коз, свиней. Сильно развито было птицеводство — разведение уток, гусей, кур, голубей. Немалое значение сохраняло рыболовство. Вавилонские рыбаки не ограничивались ловлей рыбы в реках, каналах и море. Они разводили рыбу в многочисленных искусственных водоемах и специально устроенных рыбных садках. В центральных районах страны, особенно в долине Евфрата, не было достаточного количества естественных пастбищ. Таковые имелись, главным образом, в Стране Моря, долине Тигра и в степях, прилегающих к Вавилонии. Поэтому в центральных густонаселенных районах преобладало стойловое содержание скота. Здесь разводили преимущественно крупный рогатый скот, ослов и птицу. Выгоном служили земли, находившиеся под паром, и болотные угодья. Но основной корм для скота давало земледелие — ячмень, полбу, отходы фиников, фруктов, овощей. Коровы и волы служили в первую очередь как тягловый скот и лишь во вторую — как мясо-молочный. Мясо, молоко, животное масло, сыр, сливки и прочие мясо-молочные продукты были сравнительно дорогими и малодоступными для широких слоев населения. Овцы и козы разводились для получения шерсти и пуха, мяса и брынзы. Громадные отары мелкого скота паслись в степных районах Северной Месопотамии. Так, стада сиппарского храма Эбаббарры в VI в. до н. э. откармливались в провинции Руцапу в самом центре Северной Месопотамии 15, а овцы и козы, принадлежавшие Нергал-шарру-уцуру, будущему царю Вавилона, — в районе Такритаина на среднем течении Тигра 1б. Мелкие частные хозяйства центральных районов скота почти не имели. Основная масса скота принадлежала храмам. Самым распространенным домашним животным в мелких хозяйствах был осел. Лошади и мулы употреблялись преимущественно для военных целей. В VII—VI в. до н. э. в Вавилонии существовало два вида земельной собственности, тесно связанных друг с другом, — храмовая и частная. Царское землевладение в эту эпоху не играло сколько-нибудь заметной роли. По сути дела, царских земель, как таковых, вообще не существовало. Царь был таким же гражданином, как и любой свободный вавилонянин. Царские каналы, дороги и некоторые земельные угодья, например болота и пастбища, являлись общегосударственной, а не личной собственностью царя. И если цари владели землями, то таковые принадлежали им как частным лицам, а отнюдь не как носителям царского титула. В результате аграрного переворота в середине VII в. до н. э. в Вавилонии почти не осталось частных латифундий. Их место заняло мелкое и среднее частное землевладение. Оно дополнялось храмовым землевладением, в характере которого тоже произошли крупные изменения. Храмовое хозяйство в собственном смысле исчезло. Храмы располагали огромными латифундиями, но сами непосредственно на земле хозяйства не вели. Храмовые земли и храмовый скот находились в руках частных лиц. Храмовые доходы также в значительной мере распределялись между последними. Наиболее древней формой получения храмовых доходов была пребенда (isqu). Она вела свое происхождение от родовых профессий, сложившихся еще при племенном строе. В ту отдаленную эпоху в связи с усложнением общественного производства и общественных функций возникло своеобразное разделение труда между родами, составлявшими племя, народ. За каждым родом были закреплены определенные хозяйственные и общественные обязанности, которые превратились в его монопольные права, в его освященное религией «предопределение» (по-шумерийски те, по-аккадски parsu) *17. К описываемому времени ЭТОТ порядок давно канул в вечность, но пережитки его в виде права на определенные храмовые должности и функции и соответственно на получение за это известной доли храмовых доходов, пребенды, не только сохранились, но и получили дальнейшее развитие. Пребенды стали частной собственностью, своего рода акциями, дававшими право их владельцам на долю храмовых доходов либо натурой (ячменем, финиками, мясом, шерстью и т. п.), либо деньгами, либо, наконец, в виде земельного держания. Пребенды покупались и продавались, сдавались в аренду и отдавались в залог целиком и по частям. Их мог приобрести любой гражданин, располагавший достаточными средствами. Среди владельцев пребенд известны обладатели должностей пивоваров, маслоделов, мясников, привратников, «входящих в храм», измерителей, устроителей трапезы для богов, виночерпиев и пр. Владельцы пребенд были обычно людьми состоятельными и лично не несли обязанностей, связанных с пребендами. Они перекладывали их на плечи арендаторов, батраков и рабов, но зато доходы в виде «месячины» (massartu) получали сами. И вавилонских богов нисколько не оскорбляло то, что вместо полноправных вавилонских граждан им служили наймиты и рабы. Другой, тоже древней, формой получения храмовых земель.

* У древних греков родовые профессии назывались «мойра» (судьба, рок, предопределение), что точно соответствует шуме-рийскому «ме». Пережитком родовых профессий были также «цехи», введенные у римлян царем Пумой Помпилием в начале VII в. до щ. э.18

и доходов была служба в храме — исполнение обязанностей жрецов и прочих магистратов. Магистраты пользовались правом занятия определенных храмовых имений и получения от храма «кормления» (kurummatu) натурой или деньгами. Эти держатели, крупнейшим среди которых был царь, платили за храмовые земли десятину. Царь владел землями и получал доходы, если не во всех, то, но крайней мере, в крупнейших храмах страны. В храмах имелись специальные царские склады, куда поступали причитавшиеся царю доходы. О размерах держаний, которыми пользовался царь, можно судить по следующим примерам. 27 апреля 555 г. два вавилонских дельца Шум-укин, сын Бэл-зери, потомка Басии, и Кальба, сын Икиши, потомка Басии, арендовали в районе города Ларсы у царя Набонида латифундию в 6000 курру (7980 га) земли с 400 пахарями, 400 волами и 100 коровами. Кроме того, Набонид (точнее, его управляющий) обязался на первый год аренды дать им 3000 курру (454 680 л) ячменя на семена, прокорм пахарей и скота, а также 10 талантов (303 кг) железа на изготовление земледельческого инвентаря. Эти земля, люди, скот, ячмень и железо являлись собственностью урукского храма Эанны и находились в держании у царя Набонида. Арендаторы, со своей стороны, должны были ежегодно платить царю в виде ренты 25 000 курру (3 789 000 л) ячменя и 10 000 курру (1 515 600 л) фиников, а также сдавать всех телят, чтобы царский управляющий ставил на них клеймо богини Бэлит Урукской 19. На землях того же храма Эанны в местности Сумандар было другое царское держание. В 545 г. царевич Валтасар, соправитель Набонида, сдал его в аренду Ибни-Иннине, сыну Балату, храмовому рабу-ширку богини Бэлит Урукской, который, кроме того, арендовал 2081 курру (2758 га) храмовой пашни. Царское же имение включало 625 курру (832,6 га) пашни, 100 пахарей, 100 волов и 50 коров. На первый год арендатор получил 625 курру (94 725 л) ячменя на семена, 120 курру (18187 л) ячменя на прокорм пахарей и скота и 5 талантов 20 мин (161,6 кг) железа н& инвентарь. Его рента определялась в 5000 курру (757 800 л) ячменя и 3000 возов соломы в год; телят он должен был через царского управляющего сдавать властям храма Эанны 20. Царь тоже платил храмам десятину. Так, 4 июля 556 г. царь Набонид отдал сиппарскому храму Эбаббарре в виде десятины 6 мин (3,03 кг) золота; 8 октября 551 г. царевич Валтасар уплатил урукскому храму Эанне 1 мину (505 г) серебра десятины21. Кроме царей держателями храмовых земель и плательщиками за нее десятины числилось множество лиц22. Их держания, конечно, были не столь обширны, как царские, но все же достаточно велики и доходны. Наконец, храмовые земли сдавались в аренду всем желающим, т. е. тем, кто был в состоянии обрабатывать их и платить за них ренту. При крупной аренде, помимо земли, арендатор получал от храма рабочую силу, скот, семена, инвентарь. В сущности говоря, он не был арендатором в современном значении слова, а играл роль откупщика, бравшего на себя за известное вознаграждение обязанность следить за обработкой храмовой земли и сбором ренты с нее *. При мелкой аренде арендатор либо сам обрабатывал землю, либо сдавал ее в субаренду. Основную рабочую силу на храмовых землях составляли храмовые рабы различных категорий, кадры которых создавались за счет пленников и вавилонской бедноты. Те из них, кто был занят обработкой земли, независимо от своего юридического статуса и происхождения именовались «пахарями» (ikkaru). Они получали от храма через держателя или кондуктора «кормление» натурой, рабочий скот и инвентарь и прикреплялись к участку земли, который обрабатывали. Весь выращенный ими урожай принадлежал храму. Наряду с храмовой существовала частная собственность на землю. Гражданин был вправе распоряжаться принадлежавшей ему землей по своему усмотрению: мог ее продать, купить, подарить, завещать, передать по наследству, отдать в аренду и в залог. Но свобода частной собственности на землю имела и оборотную сторону. Частная земельная собственность ничем не гарантирова

* Аналогичные формы крупной аренды сложились в Римской империи, например в императорских сальтусах (поместьях) в провинции Африка. Здесь такие арендаторы-откупщики назывались «кондукторами».

лась от отчуждения. Ее можно было свободно приобрести и в то же время легко потерять. Аграрный переворот возродил в Вавилонии мелкое землевладение, но не устранил причин, которые вели к его исчезновению. Аграрная история Нового Вавилона — это история разорения мелкого землевладения и роста крупной собственности на землю. В условиях господства частной собственности главным бичом мелкого землевладения было измельчание парцелл. В результате разделов между сыновьями-наследниками они дробились на части. Через три-четыре поколения даже относительно крупные имения мельчали настолько, что дальнейший раздел становился невозможным и наследники вынуждены были продавать землю. Не меньшее зло составляли гражданские повинности, особенно военная. Она надолго отрывала граждан от земли. Многие вавилоняне гибли в бою, получали увечья. Их семьи оставались без кормильцев. Хозяйства приходили в упадок, разорялись. А войны почти не прекращались многие десятки лет. К тому же в VII в. Вавилония неоднократно подвергалась военному опустошению со стороны ассирийцев, эламитов, халдеев. Разного рода стихийные бедствия — неурожаи, засуха, прорыв плотин речными водами, саранча и т. п. — тоже гибельно отражались на мелких хозяйствах, подрывали их благосостояние и устойчивость. Наконец, на мелком землевладении очень сильно отразилась реконструкция ирригационной системы. Традиционная система земледелия, в основе которой лежала культура ячменя, перестала оправдывать себя экономически. Мелкие хозяйства в большинстве случаев не имели удобрений. Не было у них также ни средств, ни возможности для перехода к интенсивной садово-огородной культуре. Это обстоятельство чрезвычайно ускорило разорение мелких собственников. Их земли скупали более состоятельные и оборотистые сограждане. Об интенсивности процесса обезземеления мелких собственников лучше всего свидетельствуют цены на землю. На всем протяжении нововавилонской эпохи они оставались стабильными: 1 суту (443 кв. м) пахотной и целинной земли стоила в среднем 1 сикль (8,4 г) серебра, а 1 суту садовой земли, занятой посадками, — 10—15 сиклей (84—130 г) серебра. Иначе говоря, садовая земля была в 10—15 раз дороже пахотной. Этим и объясняется, почему мелкие собственники не могли перейти от зерновой культуры к садово-огородной. Как показал К. Маркс, цена земли представляет собой капитализированную ренту; она тем выше, чем больший капитал вложен в землю23. Поэтому для перехода к садово-огородной культуре нужны были средства в 10—15 раз большие, чем при ведении зернового хозяйства. Кроме того, эти средства начинали окупать себя не ранее чем через пять лет, срок, необходимый для превращения черенков финиковых пальм в плодоносящие растения. У мелких землевладельцев, разумеется, таких средств не было, как не было и времени ждать, пока эти средства начнут приносить доход. На своих мелких парцеллах они едва сводили концы с концами от жатвы до жатвы. Далее, стабильность цен на землю находилась в кажущемся противоречии с общим ростом цен на товары, в том числе и на продукты земледелия. Рост цен наблюдался в Вавилонии на протяжении всего VI в. и в конце столетия дал себя знать в открытой инфляции, когда средний индекс цен за короткий срок поднялся в 1,5—2 раза. Цена же земли осталась прежней. Это объяснялось тем, что по мере нарастания инфляции увеличивалось количество земли, поступавшей в продажу. Предложение обгоняло спрос на землю, что вело к падению ее реальной цены. В свою очередь, увеличение количества продаваемых земельных участков происходило за счет ускорения обезземеления мелких собственников и мобилизации земельной собственности. О том, как протекал этот процесс, можно судить по следующей истории, зафиксированной в документах семьи Эгиби. Братья Набу-эреш, Шапик-зери, Бэл-убаллит и Бэл-ушаллим, сыновья Шум-укина, потомка Син-шадуну, получили в наследство от отца несколько небольших парцелл, обремененных долгами. Это обстоятельство не ускользнуло от внимания Набу-аххе-иддина, сына Шулы, потомка Эгиби. Он только что женил своего сына Итти-Мардук-балату на Нупте, дочери богача Иддин-Мардука, сына Икиши, потомка Нур-Сина, которая получила в приданое имение на арыках Забуну и Хазузу по соседству с землями братьев Син-шадуну. В 547—543 гг. Набу-аххе-иддин лично и через своих агентов скупил у братьев восемь земельных участков, которые округлили имение Нупты. Но вскоре после этого разыгрался шумный скандал. Осенью 543 г. двое из братьев Син-шадуну — Шапик-зери и Бэл-убаллит — явились к Итти-Мардук-балату, мужу Нупты и старшему сыну недавно скончавшегося Набу-аххе-иддина, и предъявили ему вексель на 5 мин (2,5 кг) серебра, которые они якобы взяли в долг у некоего Римута под залог земель, только что проданных семье Эгиби. Братья предложили Итти-Мардук-балату купить у них этот вексель за 1/2 мины (250 г) серебра. Дело в том, что продажа заложенных земель по вавилонским законам запрещалась. Кредитор-залогодержатель имел на них преимущественное право: он мог отнять их у покупателя, предоставив тому приятную возможность самому выяснять отношения с продавцом. Вот перед такой-то не слишком радужной перспективой братья Син-шадуну и поставили Итти-Мардук-балату, который хорошо знал, что у них нет ни гроша за душой и что взыскать с них деньги, уплаченные за землю, никакими ухищрениями не удастся. На такой эффект братья и рассчитывали. Однако они не учли, что Итти-Мардук-балату не был новичком в подобных делах, а потому заметил в изложенной ими версии происхождения векселя существенную неувязку, а именно: вексель, опять-таки согласно нормам вавилонского права, должен был находиться но у них, а у их кредитора Римута. Держа в руках глиняную табличку-вексель, Итти-Мардук-балату задал братьям вопрос, которого они больше всего боялись: как вексель попал к ним в руки? Видя, что обман не удался, Шапик-зери вырвал из рук Итти-Мардук-балату табличку и стал крошить ее зубами. Но Итти-Мардук-балату не растерялся и схватил его за горло. Подоспевшие рабы быстро скрутили обоих братьев. Братья с обгрызанным векселем предстали перед царским судом. Сначала они пытались отрицать происшедшее, заявив, что вексель давно погашен (такие векселя разбивали или возвращали должникам) и что Итти-Мардук-балату своим иском хочет очернить их. Но судьи потребовали явки Римута, названного в векселе кредитором. И тогда братьям пришлось сознаться, что никакого Римута на самом деле не было и нет и что они задумали продать истцу фальшивый вексель. 22 октября 543 г. суд приговорил братьев к уплате истцу 50 мин (25 кг) серебра (т. е. в 10-кратном размере суммы, означенной в фальшивом векселе), а также постановил заковать их в цепи и передать в распоряжение истца до тех пор, пока они не назовут имя писца, составившего фальшивый вексель 24. Конечно, не все продавцы земли прибегали к фальшивым векселям и вымогательству, но почти всегда они продавали землю не по доброй воле. Их толкали к этому нужда и долги. Покупатели земли, как правило, предварительно опутывали намеченные жертвы такой долговой сетью, из которой уже нельзя было вырваться иначе, как распростившись с землей. Однако потеря земли далеко не всегда была самым худшим, что ожидало обедневшего землевладельца. С жителями селении Ах-иддина стряслась более тяжкая беда. Это селение, находившееся близ вавилонского пригорода Шахрина, и его земли облюбовал Иддин-Мардук, упомянутый выше родственник семьи Эгиби. Он не стал лишать трудолюбивых земледельцев парцелл и выгонять их из насиженных гнезд. Он поступил иначе. Жители селения Ах-иддина с великим трудом' перебивались от урожая до урожая. Иддин-Мардук и его приказчики решили им «помочь». В один неурожайный год, когда прилежные селяне не знали, чем кормить свои семьи, явились «благодетели» и предложили им деньги за будущий урожай. Те волей-неволей приняли эту «помощь». Наступила жатва. Голодовка кончилась, но львиную долю собранного ячменя пришлось отдать «благодетелям»: ведь ячмень уже был закуплен ими еще зимой (правда, по летним, т. е. самым низким в году, ценам). Пришла новая зима, и теперь селянам самим пришлось просить Иддин-Мардука и его людей снова закупить у них следующий урожай. Из года в год задолженность увеличивалась. Дело кончилось тем, что все селение оказалось во власти Иддин-Мардука, который вел оптовую торговлю продовольствием. Он приказал своим должникам выращивать то, что ему требовалось, в частности чеснок, а не то, что им хотелось. Каждый год весной по каналам плыли лодки и плоты, груженные чесноком, ячменем, финиками, сезамом, выращенными должниками Иддин-Мардука и предназначенными для продажи жителям Вавилона. Иддин-Мардук богател, а жители селения Ах-иддина и многих соседних деревень все глубже и глубже увязали в долгах. Формально они оставались собственниками своих парцелл, а фактически превратились в крепостных Иддин-Мардука, работали на него из-за долгов и никуда не могли уйти от своих клочков земли. Иддин-Мардук же, не являвшийся юридически крупным землевладельцем, на деле владел несколькими латифундиями, потому что в таком же положении, как селение Ах-иддина, оказалась значительная часть округа Шахрина 25. В Вавилонии снова возникает крупное частное землевладение. Однако оно носило совсем иной характер, чем аристократические латифундии до VII в. Оно росло, главным образом, за счет скупки мелких парцелл. Поэтому крупные хозяйства складывались из нескольких владений разной величины, расположенных в разных местах, иногда очень далеко друг от друга. Так, например, семья Эгиби владела 48 имениями, семья Син-или — 15, семья Бэл-яу — 7, семьи Эа-илута-бани и Илии — по 6 каждая, семья Или-бани — 5 имениями, и т. д. Такого рода крупные хозяйства не составляли единого целого ни в территориальном, ни в хозяйственном отношении. Уже одно это исключало возможность ведения крупными землевладельцами собственного хозяйства на своей земле. Они физически не могли лично руководить работами в разобщенных имениях. Преобладающей формой использования земли в крупных и даже в средних хозяйствах была сдача ее в аренду. Разновидность крупного хозяйства представляло собой описанное выше хозяйство Иддин-Мардука. Это было ростовщическое землевладение. Арендаторами становились, прежде всего, безземельные и малоземельные свободные вавилоняне. Кроме того, землевладельцы сажали на землю в качестве арендаторов своих рабов. Наконец, среди арендаторов имелись рабы, отпущенные господами на оброк и севшие на чужой земле. В численном отношении свободные арендаторы решительно преобладали над арендаторами-рабами. Так, из 109 арендаторов, названных по именам в документах семьи Эгиби, 93 были свободными, 14 — рабами самой семьи Эгиби и 2 — чужими рабами. Между тем, эта семья владела не менее чем тремя сотнями рабов. Преобладание свободных среди арендаторов не являлось следствием недостатка рабов. Так было и в других хозяйствах этого времени, в том числе и в упомянутых выше, хотя все они располагали рабами. Предпочтение, оказываемое свободным арендаторам перед арендаторами-рабами, объяснялось тем, что землевладельцы и рабовладельцы умели блюсти свою выгоду. Раба нужно было купить, а свободный арендатор сам приходил к землевладельцу и ничего ему не стоил. Раб в случае хозяйственных неудач рассчитывал на помощь господина: тому приходилось кормить и беречь свою соб ственность, за которую уплачены деньги. Свободный же арендатор был предоставлен самому себе, что заставляло его трудиться лучше раба. Правда, землевладелец имел большую власть над рабом, чем над свободным. Раб в отличие от свободного не мог уйти с господской земли; он должен был отдавать господину такую ренту, какую тот потребует. Но и свободного при помощи долгов можно было прочно привязать к имению, а его более высокая производительность труда компенсировала меньший объем прав землевладельца. В Новом Вавилоне существовали два основных вида земельной аренды и соответственно два вида ренты — «имитту» и «суту». За ними скрывались существенные различия в социальном положении арендаторов. При первой форме аренды весь урожай считался собственностью землевладельца. Собственник земли или его управляющий вместе с арендатором ежегодно за один-два месяца до уборки осматривал имение и определял размер урожая, который и составлял ренту «имитту» *. Арендатор выдавал землевладельцу обязательство в форме векселя в том, что установленную таким путем имитту отдаст ему после уборки урожая. За свой труд арендатор получал, согласно обычаю, иногда зафиксированному и в арендных контрактах, плату натурой — «шиссинну». При аренде финиковых посадок шиссинну составлял обычно 5 курру (757,8 л) фиников с каждого курру (1,33 га) земли. Если объектом аренды были молодые посадки, то шиссинну повышался до 6 курру (909,4 л) фиников с курру земли. При аренде пашни арендатор получал в зависимости от качества земли от '/з до 4/s урожая. Описанная форма аренды преобладала в частном землевладении, когда объектами ее были мелкие имения и парцеллы. Аренда- * imittu — от глагола emedu — «ставить, устанавливать, налагать (налог)». тор, именовавшийся «земледельцем» (erresu) или «садоводом» (1а-kuruppu), обычно сам занимался обработкой земли с помощью членов своей семьи и немногих рабов, если таковые у него имелись. Земледелец и садовод не были арендаторами в современном значении слова. Они находились по существу на положении наем-пых работников или издольщиков в имении землевладельца, получавших за свой труд плату натурой. По своему положению они напоминали римских колонов. А теперь обратимся ко второй форме вавилонской аренды. Здесь рента «суту» имела строго фиксированный в арендном контракте размер. Он не зависел от размера урожая, так что от повышения или падения урожайности выигрывал или проигрывал только арендатор, называвшийся «человеком на суту» (amelu sa muhhi suti). Эта форма аренды преобладала на храмовых землях, о чем уже шла речь выше. В частном землевладении на таких условиях сдавались в аренду крупные и отдаленные имения, которые землевладельцы не могли лично контролировать. Арендатор, «человек на суту», был уже не земледельцем или садоводом, а кондуктором. Он либо получал землю вместе с рабочей силой в виде пахарей (на храмовых землях) или земледельцев и садоводов (в частных имениях), либо прибегал к субаренде, сажая своих земледельцев и садоводов. Он являлся предпринимателем. И среди кондукторов не было людей бедных. К такой форме аренды могли прибегать только состоятельные. Ею часто пользовались крупные землевладельцы, расширяя таким путем свои владения за счет храмовых земель. У семьи Эгиби 7 имений из 48 были арендованы у других землевладельцев, в том числе одно у царя на условиях эмфитевтической (вечной, наследственной) аренды26. Табия, глава семьи Син-или, арендовал несколько храмовых имений, причем одно из них находилось в отдаленном от Вавилона городе Мараде27. В то же время его собственное имение у Лазурных ворот в Барсиппе сдавалось в аренду кондук- тору Крупные землевладельцы для управления своими имениями, разбросанными в разных местах, пользовались услугами управляющих. У семьи Эгиби одним из таких управляющих долгое время был раб Даян-бэл-уцур. Карьера последнего началась с того, что он попал в залог к уже известному нам Иддин-Мардуку. В 545 г. Даян-бэл-уцур сидел арендатором в одном из имений семьи Эгиби. Иддин-Мардук обратил внимание на деловую сноровку раба и в 535 г. выкупил его у прежних господ, своих должников. Даян-бэл-уцур стал приказчиком Иддин-Мардука и занялся скупкой урожая у землевладельцев селения Ах-иддина, о чем уже говорилось выше. В 525 г. перед смертью Иддин-Мардук подарил его своему второму внуку — Набу-аххе-буллиту, сыну Итти-Мар-дук-балату, потомка Эгиби. Так раб стал собственностью семьи Эгпби, которая поручила ему управление своими имениями в районе Шахрина. Даян-бэл-уцур продолжал заниматься скупкой урожая, ростовщичеством, брал в залог землю у должников, получал ренту с арендаторов в имениях семьи Эгиби. Он приобрел у господ репутацию дельного и надежного слуги. В 508 г. перед разделом имущества с братьями Мардук-нацир-апли, старший в семье Эгиби, выкупил Даян-бэл-уцура с его многочисленной семьей — женой, четырьмя сыновьями и двумя дочерьми — у своего брата Набу-аххе-буллита. Даян-бэл-уцур помогал ему в одной щепетильной операции. Мардук-нацир-апли, стакнувшись с храмовыми властями, купил право сбора чеснока в имениях храма Эсагилы в 512 и 511 гг. За это он заплатил 42'/г мины (22 кг) серебра. Чтобы возместить затраты и получить прибыль побольше, Мардук-нацир-апли попытался нажать на держателей храмовых земель, поручив это сделать Даян-бэл-уцуру. Но держатели дали отпор хищнику и его рабу. Дело дошло до открытого бунта. Даян-бэл-уцура избили до полусмерти разъяренные вавилоняне, и он больше не посмел сунуться к ним за чесноком. Вместо предвкушаемых барышей Map- дук-нацир-апли понес крупные убытки, и только помощь жены спасла его от банкротства 29. О том, как жили вавилонские арендаторы, можно судить по биографии Иддин-Набу, сына Мушезиб-Бэла, который около 20 лет (с 540 до 523 г.) арендовал имение семьи Эгиби на Старом канале Куты к северу от Вавилона. Он был довольно зажиточным хозяином, имел рабов и располагал имущественным цензом, достаточным для несения военной службы в качестве лучника. В 525 г. Иддин-Набу был призван под знамена Камбиза, царя Вавилона и стран (т. е. персидского царя), и в составе его армии отправился завоевывать Египет. Он стойко перенес тяготы перехода через Синайскую пустыню и храбро сражался с египтянами и греческими наемниками в битве при Пелусии, в которой решилась участь Египта. Начальство заметило и оценило мужество вавилонского солдата. В награду в качестве «добычи лука» ему дали пленную египтянку, которую он назвал по-вавилонски Нана-иттия («Богиня Нана со мной») в честь богини, спасавшей его в битвах и походах. Египтянка оказалась беременной и в сентябре 524 г. родила дочь. У Иддин-Набу вместо одной стало две рабыни. С ними в декабре 524 г. он вернулся к своему хозяйству на Старом канале Куты. Но пока Иддин-Набу геройски сражался в сыпучих песках Синая и благословенной долине Нила, его хозяйство пришло в упадок. Землевладелец, уже знакомый нам Итти-Мардук-балату, глава семьи Эгиби, приветствовал героя, но не простил ему недоимки. А недоимки составили солидную сумму в 240 курру (36 374,4 л) фиников. Чтобы как-то стать на ноги, Иддин-Набу 31 декабря 524 г. продал землевладельцу за 2 мины (1,01 кг) серебра свою добычу — рабыню Нана-иттию с трехмесячной дочерью. Итти-Мардук-балату заплатил ему наличными, но не забыл отметить в купчей долг в 240 курру фиников, а на другой день, 1 января 523 г., заставил его выдать вексель на эти финики с обязательством вернуть их в течение года в два приема30. Внимательный читатель может задать мне вопрос: как могли за Иддин-Набу накопиться недоимки — ведь при существовавшей тогда форме аренды весь урожай, кроме шиссиниу, принадлежал землевладельцу? Ответ простой: описанная форма аренды существовала только на бумаге (простите, на глине), а на практике все выглядело иначе. Землевладелец не имел возможности нажать на арендатора. Арендатор мог в любое время уйти от него даже до истечения срока контракта (обычно от 3 до 10 лет), и найти ему замену было нелегко. Землевладелец рисковал оставить свою землю без обработки и, следовательно, лишить себя ренты. Это и вынуждало его принимать меры по удержанию арендаторов. Наиболее эффективной мерой являлась задолженность. Землевладельцы сознательно позволяли арендаторам оставлять у себя помимо шиссинну часть ренты. Они охотно ссужали их серебром и натурой, обеспечивали инвентарем и скотом. Чем больше числилось за ними недоимок и долгов, тем труднее было им уйти от землевладельца. Обрастая долгами, арендаторы сидели на земле по многу лет, иногда из поколения в поколение. Они сживались с имением, обзаводились хозяйством, что также удерживало их на месте. Во времена столпотворения арендаторы находились в довольно сносном положении, власть землевладельцев над ними была весьма ограниченной. Когда сталкиваешься с подобной «либеральностью», отмеченной сухим языком деловых документов, невольно вспоминается знаменитый римский агроном-теоретик Луций Юний Модерат Ко-лумелла (I в. н. э.), который советовал римским землевладельцам не настаивать на точном соблюдении колонами сроков платежей, чтобы привязать их к земле31. Это было последнее слово римской агрономии I в. н. э. Но в Вавилоне его не только знали, но и широко применяли на практике за 600 лет до Колумеллы. У семьи Эгиби из 109 известных по именам арендаторов 35 определенно были ее должниками. Аналогичная картина наблюдалась и в прочих частных хозяйствах того времени. Так выглядели сельское хозяйство и земельные отношения в Вавилонии эпохи столпотворения. Для экономической структуры страны было характерно сочетание храмовых латифундий а частных парцелл, возникшее в итоге аграрного переворота VII в. В этом таился источник силы Нового Вавилона. Но все более убыстряющийся процесс разорения мелкой земельной собственности подрывал силу общества в самой основе, а вместе с нею и эфемерное могущество империи Навуходоносора II.

Баннер: 

Друзья:

Сайт является участником проектов: